Глава четвертая


– Что по плану сегодня? У нас осталось два дня, – после завтрака поинтересовался у Тирая Головин.

– Шарик меняем на тяжелый, максимального веса, снаряд, даже чуть больше, – пояснил начальник станции. – Будем продолжать развивать имплантат. Тек вызвался с тобой поработать на ринге, помочь с тренировкой. Только не поубивайте друг друга. А еще я хочу опуститься по линии твоей родовой памяти.

– Зачем? – тут же напрягся Павел.

– Не беспокойся, это безопасно, но может тебе пригодиться, хоть ваше общество и не использует подобное, сохраняя наследие крайне неудобным способом в виде внешних носителей, это не значит, что ты не можешь воспользоваться тем, что умели твои предки. Просто это нужно пробудить.

Головин пожал плечами.

– Знания лишними не бывают. Хотя не понимаю, чем мой предок, воевавший с Наполеоном и стрелявший из примитивного кремневого пистолета максимум на десять шагов, может помочь мне, человеку, который стрелял на полкилометра без всякой оптики и попадал?

Теперь уже Тирай пожал плечами.

– Пока не попробуем погрузиться, не узнаем. Но почему ты все сводишь к боевым навыкам? Вдруг ты получишь знания, которых раньше не имел? Например, ты сможешь самостоятельно сделать зажигалку? Или бомбу? Не забывай, мы выкинем тебя на опаснейшую планету, класса диких, одного, без одежды, с низким уровнем подготовки. Думаю, тебе пригодится все.

– Ну, в принципе, да, – не слишком уверенно кивнул Павел, он уже понял, куда клонит собеседник. – Все же, наверное, ты прав, одно дело думать, что можешь, а другое точно знать. Ну что, на полигон?

– На полигон, – подтвердил Тирай.

Стальной шар весом триста сорок грамм, оказалось, двигать гораздо тяжелее, чем маленький резиновый мячик. К концу первого часа Головин вспотел, заболела голова, а область внутри черепа ближе к затылку начала слегка нагреваться. Но результат был, тяжелый шар с силой бил в центр мишени, и если бы не материал, который плавно принимал на себя удар, роняя снаряд на мягкий пружинящий пол, то от мишени после первого броска ничего бы не осталось.

– Хватит, – неожиданно приказал Тирай, наблюдавший за ним. – Имплантат близок к перегрузке, еще немного, и перегреется окончательно, и потом будем ждать часов пять, пока нормально начнет функционировать. Запомнил ощущения?

Ухо кивнул.

– Понял, дальше лучше не доводить, ощущения неприятные. Ну, тогда я на ринг?

– Нет, ты в кресло, – указав на парящий предмет мебели с вращающимся вокруг него прибором, приказал начальник станции, – поработаем с твоей родовой памятью.

Головин вышел из тренировочной камеры.

– Как скажешь, – легко согласился он.

Кроме того, после прошлого разговора его этот вопрос реально заинтересовал. Например, дед хоть и был солдатом и в войну дошел до Праги, пока не поймал свой осколок, но был рукастым, дом сам построил, машину старую чинил, мог легко разобрать часы, отладить и собрать обратно. У Павла даже с более несложными вещами не всегда получалось собрать так, чтобы работало. Это не касалось оружия, вот с этим всегда порядок, он мог взять в руки незнакомую немецкую штурмовую винтовку, раскидать ее на части, а затем без проблем вертать все в зад. Поэтому все с «новьем», взятым трофеями, шли к нему.

Павел забрался в кресло и, усевшись поудобней, вопросительно уставился на Тирая.

– Что дальше?

– Закрой глаза, – начал инструктировать тот, – и думай о своих предках. Думай о тех, кого помнишь. Не надо глубоко забираться, больше от тебя ничего не требуется. Ах да, не усни, – добавил начальник станции.

Головин кивнул, ничего сложного. Он прикрыл глаза и начал вспоминать деда и прадеда. Ничего не происходило, кроме того, что снаружи изредка мелькал свет…

– Ну, здравствуй, внучок, – неожиданно появилась в его голове чужая мысль. – Э-ка ты, куда забрался-то.

– Дед?

– Он самый, оболтус голозадый. Значит, вот как все вышло, нашел ты свои два метра. Но нашел с честью.

– Такая судьба солдата, не ты ли меня этому учил? – мысленно ответил Головин.

– Верно, внучок, все ты правильно помнишь. Для солдата боевой поход – это судьба, остаться в живых – удача, вернуться домой – случайность. Ну да ладно, вижу, не посрамил ты род. А теперь давай, возвращайся обратно, а то твой инопланетник уже побежал за аптечкой, или чего там у него? Если что, зови, чем смогу, помогу.

Головин открыл глаза. Он лежал на полу, а в стороне суетился Тирай, рядом с которым парил медицинский робот.

– Очнулся? – заметив, что пациент открыл глаза, констатировал он очевидный факт.

– Очнулся, – согласился Павел и сел, голова была тяжелой и гудела, словно колокол, хотелось спать. – Что случилось?

– Не знаю, – развел руками Тирай, – никогда подобного не видел. На приборах внезапно произошла запредельная вспышка активности мозга, мне показалось, что ты там не один, но такого быть не может, едва имплантат ИИ не перегорел, а ты отключился. Плохая это была идея, не приспособлены вы, земляне, для погружения в родовую память.

– Ты хочешь сказать, мы дефектные? – не став говорить начальнику станции, что разговаривал с дедом, поинтересовался Головин, поднимаясь с пола, он пошатнулся, но устоял.

– Называй, как хочешь, но факт остался фактом. Я не смог обнаружить ни единого участка всплывшей родовой памяти. Давай обратно в кресло, проведу сканирование, посмотрим, не навредили мы тебе. Это будет очень плохо.

Головин хмыкнул и полез обратно.

– Обошлось, – спустя минут двадцать, произнес Тирай. – Слазь.

В этот момент в лабораторию вошла Гилая. В руках у нее был небольшой контейнер.

– Вот, закончила. Может, выгорит, и не с голой задницей на планете окажется. Полный комплект сделать не успеем, слишком долго происходит генерация такого сложного материала.

Тирай поставил контейнер на стол и, открыв его, достал оттуда трусы-боксеры телесного цвета.

– Неплохо, – изучив изделие, произнес он.

– Крепкие, не пачкаются, – продолжила нахваливать трусы Гилая. – И главное, мало чем отличается от псевдо кожи, как мы знаем, она проходит барьер, ничего искусственного. В крайнем случае, они просто в прах рассыплются, как одежда, на первом био, которого мы туда посылали. Так что, мы ничего не потеряем. Но, как я сказала, мы не продумали эту идею заранее, так что, на нашем оборудовании только трусы сделали, на полный комплект, включая обувь, уйдет не меньше двадцати трех звездных единиц. Если вы задержите отправку Павла до следующего окна, я успею.

– Нет, – коротко ответил Тирай. – То окно крайне неудачное, оно ночное, он не успеет ни адаптироваться, ни найти укрытия. И через час мы получим его обратно. Если получим.

– Трусы – этого хорошо, – сказал Головин, забирая из рук начальника станции свой новый элемент гардероба. – Знаете, как неудобно бегать, когда конец болтается? Так что, спасибо, Гилая. Жаль, нельзя сделать что-то вроде тапочек для плавания, чтобы ходить без особой опаски.

Женщина виновато, развела руками.

– Пять звездных единиц, не меньше, быстрее материал не накопится.

– Ну, что есть, – улыбнулся ей Головин. – Спасибо.

Та кивнула и удалилась.

– Ну-ка примерь, надо посмотреть, как они на тебе, потренируйся в них, если будут натирать или ты в них сопреешь, этот вариант не подойдет, хотя крепость кожи не позволит получить травму, но дискомфорт – плохо для дела. Никто никогда не делал ничего подобного, не было нужды, так что, никаких испытаний, естественно, не проводилось.

Головин пожал плечами и, забрав трусы, отправился в тренировочный зал.

Сняв комбез и нижнее белье, он, хоть и с трудом, но натянул обновку. Первые пару минут они сильно жали, но довольно быстро растянулись. Он подвигался в них, присел пару раз, поднял ноги, пробежался вокруг ринга. Вроде бы ничего, он даже перестал их ощущать. Забравшись на тестовый полигон, он проделал разминочный комплекс, потом помахал руками и ногами, гоняя по рингу «тень». Потом явился Тек, которого вызвал начальник станции, и они уже вдвоем приступили к спаррингу. Трусы оказались, что надо, ничего не потело и не прело, они не натирали, их, словно, вообще не было. Так прошло не меньше двух часов.

– Тирай, отличная одежка. Давай Гилае команду на изготовление полного комплекта, чтобы, если помру там и все же вернусь, у меня была одежка для следующего выхода.

– Хорошо, но только после того, как ты пройдешь в них барьер, вдруг, не все учли, и они и вправду в пыль рассыплются?

Головин кивнул и, поджав руку безухому Теку, слез с ринга. С помощью техника подготовка стала куда продуктивней. Так и пошло дальше – тренировка, телекинеза, ринг, физуха, записи с планеты. В кресло для погружения в родовую память Тирай его больше не сажал.

– Готов? – Тирай стоял рядом со стаканом, размещенным прямо внутри, пока еще деактивированного силового луча, который должен был доставить Павла на Эксиолу.

Процесс, не сказать, чтобы сложный, стакан опускается до верхних слоев атмосферы, именно там располагался барьер, в этот момент там образовывалось тонкое место, которое силовой луч мог пробить, стакан распадался, оставляя объект, в данном случае Павла, внутри луча, который опускал его на поверхность. Ну, а дальше…

– Всегда готов, – следуя традиции, улыбаясь, ответил наемник, но руку в пионерском салюте вскинуть не смог, так как был зафиксирован внутри стакана.

– Тридцать секунд, – суровым голосом сообщил Тор, отвечающий за отправку и наведение. – До встречи, землянин, был рад знакомству.

– Бывайте, – ответил Павел, поскольку тут собрался весь маленький экипаж. – Может, когда-нибудь увидимся.

В голове пошел отсчет, голос ИИ монотонно бубнил: «Двадцать, девятнадцать…».

– Поехали! – весело выкрикнул Головин, когда услышал «ноль», и капсула, соскользнув с направляющей, устремилась к Эксиоле, окруженная голубоватым непрозрачным светом. Никаких перегрузок, ни тошноты, ни ощущения свободного падения, казалось, что она вообще не двигается.

Про себя он начал считать. Когда дошел до девяноста, прозрачные стенки раскрылись, как цветок, и отлетели в сторону, оставив его в силовом луче. Тут же стало холодно, но не настолько, чтобы стучать зубами. О том, что он прошел барьер, стало ясно, когда он почувствовал, как нагрелся ИИ, находящийся в его голове. Виски заломило, он боялся, что это поджарит ему мозг, так как имплантат находился прямо под ним, но это почти сразу прекратилось. А через секунду он получил короткое сообщение от «железяки»:

– Жив, прошли.

– Уже в плюсе, – прокомментировал Головин.

Кстати, перед тем, как войти в капсулу, он поменял свой позывной. Долго думал, что взять, поэтому выбрал то, что соответствовало ситуации. Для всех на орбите он был теперь призрачным видением, которое могло растаять в любой момент. Так Ухо стал Миражом. И если станции удастся каким-то макаром наладить с ним связь, обращаться они к нему будут, как к Миражу.

Новый отсчет. На двухстах силовой луч исчез, и Павел полетел на землю с высоты пяти метров.

– Твою ж мать, – мысленно пожелал он Тору.

Да, сценарий, когда силовой луч пропадет в связи с закрытием окна, просчитывался, но, видимо, на этот раз техник опоздал с посылкой на пару долей секунды. Не критично для нового тела. Ступни ударились о каменистую землю, и Головин ушел в перекат через левое плечо, смягчая силу удара. Вообще Тирай заверял, что он сможет без особых последствий спрыгнуть с высоты метров десять-двенадцать на твердое покрытие, а на мягкую землю так вообще с пятнадцати, новый скелет позволял, не рекомендовано, но можно, если припрет.

Вскочив на ноги, Павел осмотрелся. Местом высадки на этот раз оказалась равнина с каменистой твердой потрескавшейся почвой, вокруг никакой бахромы, висячих артефактов. Поблизости вообще ничего не было. Трусы полет пережили, уже здорово, а вот то, что ботинок нет никаких, хреново. Да, его новая шкура попрочнее старой, но сможет ли она сопротивляться, если он будет сбивать ноги несколько дней подряд? Он знал, куда его забросит, ему было нужно идти на восток, чтобы добраться до вымершего поселка. Это было единственное место, где можно найти хоть что-то. Крошечный, с дюжинной двухэтажных домов, одной улицей и лавкой. Вроде фермерской деревеньки, поскольку раньше тут были сплошные поля.

ИИ хоть и находился в пассивном режиме, но легко сориентировался по сторонам света, и в голову Павла с короткой вспышкой мигрени пришло сообщение: «Тридцать градусов направо, дистанция – двадцать шесть километров».

Головин повернулся в нужную сторону и приметил ориентир – какую-то вышку на горизонте. В принципе, он изучал карту района, в который его будут высаживать, так случилось, что окно всегда возникало в новом месте, на станции просто научились их засекать.

Мираж не торопился бежать к городку. Сначала надо было прояснить обстановку, несколько раз он медленно повернулся вокруг на триста шестьдесят градусов, изучая все, что есть вокруг него, но ни живности, ни призраков, ни растений не увидел. Только нечто ржавое и накренившееся на горизонте. Подняв взглядом мелкий камешек, он с силой послал его в нужную сторону, тот со свистом унесся вдаль. Если бы кому-то прилетело в череп, не факт, что кость бы выдержала, а в камешке весу всего грамм двадцать. Что ж, одно оружие у него уже есть. Теперь бы приодеться, да и вооружиться. Нормальный обычный нож не помешал бы.

Павел еще раз обернулся, выискивая неприятности, но все было тихо и пусто.

– Шагаем, – приказал он вслух сам себе и сделал первый шаг по чужой, едва живой планете.

С первой серой нитью и свисающей с нее бахромой, идущей с севера на юг, или наоборот, он столкнулся на шестом километре пути. К этому моменту Мираж вышел на остатки дороги, так шагать было проще.

Остановившись в сотне метрах, он пристально начал изучать свисающие нити, здесь их, в отличие от городов, было немного, до земли доставаи далеко не все, но над дорогой оказалась самая густая завеса.

Трогать их Павел не стал, хотя очень хотелось отправить первый материал в «центр», но сейчас ему, человеку, который имеет минимум информации о происходящем, было категорически нельзя, если они будят скрывающихся неподалеку фантомов, то сейчас связываться с агрессивной формой жизни смертельно опасно.

Он внимательно изучил места поблизости, где занавес не достигал земли, и бахрома была самой жидкой, крюк в пятьдесят метров – и не крюк совсем. Сойдя с дороги, Головин, не спеша и внимательно глядя себе под ноги, направился к нити.

Что ж, осторожность и наблюдательность себя оправдала, уже на подходе он заметил на земле серую тонкую нить, которая едва светилась, причем подсветка ее и выдала, что ж, уже неплохо, пробормотал Мираж, и присел в паре метров от сигналки, внимательно изучая ее. Ничего интересного, потолще волоса, но ненамного, вот и все наблюдение. Он уже собирался уйти, когда та слегка шевельнулась и сдвинулась в его сторону. Ветра, который мог проделать это, и в помине не было, полный штиль. А значит, нить его почувствовала. Павел поднялся и отступил на шаг, это его и спасло. Ожившая нить стала похожа на кнутовище, она резко изогнулась и буквально ударила в его сторону, стремясь зацепить по ногам. Не вышло, не зря все четыре дня Головин махал руками и ногами, оттачивал с Теком реакцию. Нить шла понизу, поэтому он подпрыгнул, пропустив ее под собой, потом в три гигантских прыжка разорвал дистанцию, оказавшись сразу метрах в восьми. И серая сразу успокоилась, замерла на желтоватой каменистой потрескавшейся земле, как ни в чем не бывало.

Павел поднял голову и, вытянув руку, сжал ладонь в кулак, оттопырив большой палец. Как ни странно, этот знак означал у инопланетян то же самое, что и у обычного землянина, одобрение, или все в порядке. Головин прекрасно знал, что сейчас весь персонал станции замер у экранов, следя за ним. Его успех – залог их полезности, а это значит, рост в социальном рейтинге, на котором строилась жизнь в их родных мирах.

Павел направился к намеченному коридору, до которого осталось всего метров сорок. Ни одной длинной нити, он больше так и не заметил. Проход в занавесе был довольно широким, высотой метра в четыре и шириной в десяток. Да и рядом с этим нити не свисали ниже двух метров. Осторожно шагая и внимательно следя за тем, что находится у него под ногами, Головин приблизился к центральной нити. Остановившись в трех шагах, он начал пристально изучать ее. Разглядеть удалось немного, больше всего это напоминало толстенный мохрящийся канат, как тот, по которому в школе лазили к потолку. Нити, свисающие ближе всего, тускло засветились и заволновались. Что ж, доказано они чувствуют присутствие Головина. Интересно, они на местных так же реагируют? Тот ролик, что он смотрел про двух невезучих мужиков, был ранний, совсем ранний, несколько лет с момента катастрофы, других свидетельств контакта аборигенов с нитями зафиксировать не удалось, выжившие предпочитали держаться от них подальше.

И тут произошло то, чего Мираж никак не ожидал, нити стали удлиняться. Павел не стал ждать, пока ему перекроют дорогу, и одним рывком миновал закрывающийся коридор. При этом одна нить прямо на его пути опустилась так низко, что он мог зацепить ее головой, уклоняться было поздно, и он отклонил ее в сторону телекинезом. И все вышло. Оказавшись шагах в шести на другой стороне, он обернулся, всякое движение вновь прекратилось, фантомы из-под земли не лезли, все успокоилось, словно и не было ничего, только длинная нить медленно отыгрывала назад, возвращаясь к прежней длине.

– Эксперимент признан удачным, – заявил Головин вслух и зашагал прочь, стараясь убраться подальше от опасного места. – Телекинез оказался крайне полезным. – Он надеялся, что вечером ИИ, когда перешлет свой отчет, включит в него и его слова и ощущения.

Через двадцать минут он снова вернулся на дорогу. Ям, кстати, тут хватало, похоже, плохие дороги не беда России, это беда вселенной.

Тирай не соврал, его новая шкура оказалась очень прочной. Через час он сделал привал, осматривая свои ноги, ни одной ранки, никаких мозолей и натертостей, старые ноги при схожей ситуации он бы в кровь сбил, даже не дойдя до главной нити, а тут шагай себе, и шагай. Одно неудобно – каждый камешек под пяткой ощущаешь.

Что-то блеснуло в грязи шагах в двух правее него. Головину было лень вставать, и он просто притянул предмет взглядом. Перед лицом висела мелкая серебристая монета, не потускневшая за тридцать лет.

Что ж, первый трофей, первый артефакт погибшей цивилизации, и не удивительно, что это оказалась деньга, вот нисколько не удивительно. Вытянув руку, Павел отключил телекинез, и кругляш упал ему на ладонь.

– Сканирую, – вызвав кратковременный приступ мигрени, заявил ИИ прямо ему в голову.

– Блин, да не ори ты так, снизь громкость, – поморщившись, попросил Павел. Ему никто не ответил, но он знал, что был услышан.

Жаль, железка не разговорчивая, так бы было веселее шагать. До города еще километра три.

– Монета, – уже гораздо тише, но с неизменной мигренью, заявил ИИ. – Риалийский союз. Номинал – пять церсов. Произношение неизвестно. Учитывая анализ надписей, произведенный до катастрофы, ценность минимальная. Состав – двадцать процентов серебра, остальное мельхиор. Имеется крохотный знак на ребре, не похожий ни на что, что наблюдали раньше. Возможно, это какая-то защита. Знак отсканирован. Отчет закончен, он будет оправлен вечером в урочное время или в нештатное, в случае вашей гибели.

– Ну что ж, – подкидывая монету и ловя ее телекинезом, произнес вслух Головин, – с почином тебя, Пашка. Ценность никакая, но кое на что это железяка сгодится. – Он притянул к себе длинный слегка шершавый камень, валявшийся у обочины.

– Ценность минимальна, – вызвав очередную короткую мигрень, заявил ИИ. – В вашем родном мире называется галька, известен во вселенной под разными названиями.

– Я не для коллекции, – буркнул Головин и, бросив камень рядом, принялся затачивать ребро монеты.

ИИ промолчал, наверное, до него дошло, что монетка, размером с рубль, может быть неплохим оружием, а если запустить ее с помощью телекинеза, то она лоб пробьет не хуже пули.

Через десять минут все было готово, Мираж снова шагал по дороге, пользоваться телекинезом можно было, любой частью тела, и сейчас монета висела над раскрытой ладонью и крутилась, повинуясь новому хозяину. Изредка он ее останавливал, пытаясь угадать, орел или решка, номинал или мужик в парике.

До поселка оставалось пройти всего полтора километра. На Эксиоле было раннее утро, погода радовала, чистое голубое небо, пара облаков на горизонте. Правда, местное светило поменьше солнца но, было чуть ближе и ярче привычного, и сейчас оно било в глаза, вися над горами. Учитывая, что у Головина пятнадцать часов светлого времени, он пока никуда не спешил.

Поселок был мелкий и своего артефакта из шара в ободах не имел, но нить все же была. Она, как и предыдущая, тянулась с юга на север, правда, чуть наискось, так что, скорее юго-запад. И вот тут просто пахло проблемами. Четыре дома, расположенные под ней и рядом, оплетены бахромой, коридора не было. Он нашелся гораздо левее, по размерам примерно такой же, как и тот, через который Головин уже прошел, ну, может, чуть меньше. Улица была длинной, сотни полторы метров, дома стояли не слишком близко друг к другу. Готическая архитектура, хоть и не совсем, так и перла, у каждого имелось высокое крыльцо с верандой, башенка, большой балкон, коньковая крыша, много окон. И почти везде рос каменный плющ. Тирай показывал с ним записи, разрастался активней дикого винограда, хотя и был на него похож, фиолетовые листья и стебли очень прочные, для людей неопасные, во всяком случае, имелось пару записей, где аборигены трогали лисья голыми руками. На главной улице в пределах видимости, не доходя до каната, стояли несколько автомобилей, нечто напоминающее пикапы, только способные лететь над землей на высоте пары метров. Они почти полностью были укрыты нитевидными коконами, так что просканировать их не вышло бы ни при каких условиях. Может, потому, что машины могли летать, местным плевать на состояние дорог, они по ним не ездили. Если так, то можно честно сказать, они решили проблему. Интересно, а как у них с дураками? Наверное, все же были, они ведь неистребимы.

Головин направился к крайнему дому, на котором и плюща было поменьше, и стоял он дальше всего от занавеси. Непрактичная высокая литая ограда, скрип ржавой калитки. Если бы здесь были люди, то они непременно услышали бы.

– Металл известен, – сообщил ИИ, наградив мигренью на следующие двадцать секунд, – в вашем мире называется чугун.

– Спасибо, это я и без тебя знал, – хмыкнул Головин и направился к распахнутым гаражным воротам, там хоть и было темновато, но не настолько, как, скорее всего, в доме, восточная сторона которого густо оплетена каменным вьюном.

Заглянув внутрь, Мираж несколько секунд вглядывался в темноту, пока глаза не привыкли. Транспорт хозяев отсутствовал. Все, что было в гараже, разбросано. Несколько шкафов распахнуто настежь, крышки ящиков открыты. Кто-то очень давно, судя по пыли, здесь все тщательно обшарил. Но то, что для мародера не представляло никакой ценности, для Головина, у которого из имущества только монета да трусы телесного цвета, здесь был клондайк, например, стоптанные ботинки, шляпа, и много чего еще. Главное порыться в этой горе мусора. Вот только большая часть за годы пришла в негодность, ворота были открыты, и сюда достала вездесущая вода. Штаны, на которые он нацелился, были скользкими от плесени и буквально расползлись у него в руках.

– Ну, ничего, – подбодрил себя Павел, – лиха беда начало.

Загрузка...